Расскажите о Вашем главном проекте – «СКА» («Союз Коммерческого Авангарда», «Союз Космического Авангарда», «Союз Кармического Авангарда», «Союз Керамического Авангарда»), об истории его возникновения и музыкальной концепции.
Начало было странным. Первый концерт был сыгран то ли в «Арт-Клинике»[1], то ли в «Тамтаме»[2]. Они практически одновременно произошли – летом 1996 года. Как-то мы сидели с Берниковым [3] и беседовали о делах наших скорбных. Родилась мысль о том, что хватит лежать на печи, надо бы что-нибудь исполнить. И, слово за слово, появилось это название. Сначала нас было трое: Михаил Коловский [4], Михаил Берников и я. Был ещё большой чёрный ящик, в котором всякие там барабаны забиты. В общем, всё на тот момент выглядело довольно современно. Была электронная ритм-секция – очень хороший прибор, он у меня до сих пор на полочке лежит. Очень убедительно звучал. Я ещё в то время что-то там на клавишах ещё исполнял. Соответственно, звучание было очень жёстким и очень ритмичным.
Потом на каком-то из концертов появилась Катя Фёдорова [5]– подошла и сказала, вот, мне очень нравится то, что вы играете. А они тогда только-только стали организовывать группу «Бабслей», и Екатерина активно сотрудничала с кем только могла. Я сказал: если нравится, то почему бы не попробовать сыграть вчетвером? В таком виде мы даже выступали вместе с группой «Аукцыон» в клубе «Гора» (ныне благополучно снесённый московский клуб, на его месте теперь станция метро строится). И тут уже музыкальная концепция сильно изменилась, потому что одно дело – драм-машина, где всё очень жёстко и строго, а тут уже живые барабаны.
Потом появился, наверное, Илья Разин [6], он играл на бас-гитаре. Потом - Игорь Каим, который играл на акустической гитаре, причём с нейлоновыми струнами, опять же, звучание сильно изменилось, потому что Каим хорошо играл, да и акустическая гитара – инструмент такой, что его если не учитывать, то и слышно не будет.
Одно время у нас даже две девушки пели. Наверное, самый шоубизнесовский был период группы «СКА», даже «JFC jazz-club» очень любил нас приглашать, потому что в обтягивающих платьях, презентабельно всё – можно было смириться. Несмотря на странную музыку – девушки есть и поют, - уже хорошо. Но потом они разбежались, потому что профессиональные требования были высокие.
«СКА» с самого начала был импровизационной группой?
Конечно, нет – трудно играть импровизационную музыку под цикличные петли драм-машины. Была такая смесь отрепетированного и импровизированного материала. Программа была достаточно конкретной и структурированной.
Импровизационная история «СКА» началась как раз в «ГЭЗ-21». Это был один из первых концертов в «ГЭЗ-21», причём ещё наверху, в другом здании. Мы так много репетировали, что все были уже на грани нервного срыва. Причём репетировали программу с куплетами, припевами, сложными размерами. Наверное, половина композиций была в непарных размерах.
«Грибы Выросли» - этот альбом оказался очень знаковым, потому что к тому моменту было уже выпущено три пластинки с импровизационной музыкой, и пришло время выпускать студийный альбом, а это вещь опасная – во-первых – затягивает, а во-вторых – каждый человек в студии начинает заниматься самоанализом, и всё очень беспощадно – всё слышно… В общем, процесс нелёгкий… В результате мы всё же записали альбом и поставили точку, а впоследствии очень редко играли песни из этой программы. Потому что альбом – вот он – на полочке стоит – сыгран, сделан, записан и в общем, идея себя исчерпала… А с импровизационной музыкой всё было гораздо интереснее, тем более, что там не тотальная импровизация – на первые концерты я всегда приносил какие-то подобия партитур – буковки, квадратики, стрелочки, - какая-то структура соблюдалась… Потом, когда я поиграл с Дамо Судзуки [7], я понял, что бумажные листочки не нужны – можно всё делать проще. В конце концов, благодаря большому количеству лет, проведённых вместе, сложился свой отдельный звуковой мир.
В «ГЭЗ-21» группа «СКА» стала всё более отходить от музыки, понятной слушателю. Одно время мы даже умудрялись за счёт денег, полученных в питерских клубах, арендовать точку и репетировать. Программа была более весёленькой. Она была странная, но в ней было всё, по крайней мере, понятно. Мы в «Молоке» отыграли два Новых года и всё было весело, но потом, когда слишком увлеклись нестандартной музыкой, «Цоколь» стал приглашать нас только в качестве почётных гостей.
С другой стороны, это такой очень естественный процесс, потому что, опять же, никаких императивных усилий не делалось, что вот - мы будем играть свободную импровизационную музыку… Просто это как-то больше отвечает каким-то внутренним движениям…
Является ли «СКА» авторитарным проектом, где есть один лидер-диктатор?
Ну, в каком-то смысле я считаюсь лидером коллектива, и какое-то чувство права присутствует, но я его стараюсь использовать как можно реже, и от этого музыкальный разговор получается более естественным – каждый из участников процесса высказывается и он знает, что его выслушивают, и реагируют не в соответствии с некой партитурой, а…
В общем, это более искренний процесс, нежели некая установка изначальная, некая линия, которой следует неукоснительно следовать. Но, естественно, временами случаются какие-то трения, нервности и так далее, но это… Если бы все мы были небожителями и просветлёнными, тогда никаких конфликтов не возникало бы. Опять же, какие-то трения должны быть, потому что от этого появляются дополнительные искорки.
Расскажите про историю с многоканальным звуком.
Это меня в какой-то момент технический восторг охватил – что вот, ведь можно же сделать! И самое главное, что это не требовало материальных сверхусилий. Всё было реализуемо.
Я очень давно «дружу» с программой «CSound» и применительно к многоканальному звуку это оказалось очень удобно, потому что просто использовать эту программу как некий набор компьютерных музыкальных инструментов, которые как-то будут звучать – конечно, можно, но так делают многие и при этом отсутствует интрига, потому что при наличии акустических инструментов, компьютерные звуки, как добавка, некая специя – это хорошо, а в противном случае – начинают просто надоедать, потому что этим надо либо заниматься очень скрупулезно, последовательно, чтобы создать свой электронный язык. Тогда это оправдано, либо – как некий дополнительный эффект, а здесь – восторг, - потому что начинает звучать весь зал.
Идея мне понравилась, попробовал дома. Потом с Ялкиным Димой [8] пробовали долго.
Есть идея, которая через всю историю группы «СКА» прошла красной нитью. Когда мы только придумали группу, я такой пассаж сочинил, дословно не помню, но примерно так: электрические и акустические инструменты сосуществуют на равных. В общем, смесь живой и мёртвой музыки – она всегда присутствовала.
А здесь мёртвая музыка получила некое живое дыхание, потому что оказалось возможным что-то играть, потом перемещать в пространстве. Мне это показалось интересным сделать самому. Правда, трудно было подобрать пропорцию живых и неживых музыкантов, потому что когда слишком много компьютерных звуков, всё становится стерильным, статичным и мёртвым, а когда очень много живых музыкантов, возникает вопрос – а зачем тогда электронно-вычислительная машина? В конце концов, группа «СКА» от этого плавно отошла, потому что народу много, и музыкального материала много – каждый излучает какие-то свои идеи. Грубо говоря, у меня просто не хватало рук и ног.
Для меня важно в этих электронных приборах, чтобы была интерактивность, чтобы можно было пользоваться во время концертов – нажимать, крутить, менять параметры и так далее, но, к сожалению, во время живых концертов один музыкант может выполнять одну функцию, ну, от силы – две. Нужно быть уже очень могучим музыкантом. Есть такая группа “Rush” – там три человека играют за девятерых, но это другой уровень и группа далеко не всем нравится, хотя визуально, конечно – очень круто.
Это был первый опыт с многоканальным звуком в Питере?
Если быть буквоедом, то – нет. Потому что Киммо Похинен (Kimmo Pohjonen) приезжал, у него порталы были расставлены по залу, пространственные эффекты. Но это немножко другое… Разные форматы.
Для человека, пришедшего с улицы и сидящего на стуле – всё это неинтересно – каким образом считается сигнал, где там и куда там фазы бегают и так далее. Это уже ближе к концептуальному искусству, точнее, к концептуальной музыке, потому что важно знать, как это сделано и что происходит.
Мы втроём играли с Пашей Облапенко и Владом Петрищевым. Когда во время саундчека обсуждали какие-то музыкальные аспекты, Влад сказал – я ничего в этом не понимаю, я перед вами преклоняюсь, меня интересует то, что звуковое поле вращается, и меня это наполняет восторгом. Он, собственно говоря, сидел и вращал это звуковое поле.
Как-то, после одного из концертов, я попал на питерский форум профессиональных звукооператоров и там была тема «многоканальный звук». И человек пишет: «Да, был я на концерте – гуляет звук по колонкам – меня совершенно не вставило». Естественно, это - прежде всего некая технологическая среда. Очень хорошо слушаются записи камерной музыки, сделанные в этом формате. Я дома воссоздал конфигурацию – есть смысл. Мы сейчас можем углубиться в такую опасную область - не хай-энд, а – филофонизм, что ли?
Тема-то благодатная – можно обсуждать много разных устройств и так далее, но в общем это уже для людей, которые наслушались музыки в формате «mp3» и всевозможных пластиковых колоночек, и уже им хочется какого-то колдовства. Вот это «колдовство» и хотелось создать в ГЭЗ-21. Получилось, наверное, не очень, но, по крайней мере, мы старались. С технической точки зрения, надо было тщательнее отбирать колонки, но тогда очень хотелось сделать что-нибудь, поэтому делали, исходя из того, что есть.
В мире существует множество площадок со стационарным оборудованием для медиа-артистов, и это хорошо работает, особенно на больших пространствах. Опять же, нужна несколько другая материальная база.
Расскажите о последнем релизе группы «СКА».
История примерно такая же, как с альбомом «Грибы Выросли». Собственно, этот релиз – точка в истории с многоканальным звуком, потому что как раз на «Stubnitz» [9] это всё игралось на хорошем звуке: четыре канала, трюм, большое помещение, и даже концерт был анонсирован как пространственная импровизация. К сожалению, записано это было в стерео, зато – очень хорошее видео, получился неплохой фильм, правда он вышел через два года после того, как мы сыграли этот концерт. Поездка тогда очень взбодрила. Потому что по Германии группа «СКА» может, как оказалось, спокойно ездить, давать концерты, и самое забавное – там есть слушатели, музыка ни у кого не вызывает недоумения, люди под это ещё и танцевать умудряются, в общем, веселятся как могут.
Какие планы у группы?
Хотя я регулярно использую лэптоп, группа вернулась к акустическому, по большей части, звучанию. Некоторые просто включают фонограмму и вообще становится хорошо, но это не так интересно, как пошипеть, пожужжать и поскрипеть вживую. Опять же, когда группа играет в акустике – больше мобильности, можно выступать в любом месте. Технические аспекты, они, конечно, засасывают – райдер, саундчек, сэтап. Действительность такова, что редко такие высокотехнологичные требования удовлетворяются.
Например, когда мы в первый раз приехали в московский клуб «Проект ОГИ», было жёстко. Барабанщик обращается к звукооператору – «мне бы стоечку под тарелочку», а тот достаёт чемодан с каким-то хламом и говорит – «выбирай»!
Расскажите о других музыкальных проектах, в которых участвуете.
Я был бы рад, если бы они возникали чаще. Но получается так, как получается. Потому что наши встречи, скажем, с пианистом Алексеем Лапиным трудно назвать случайными. Мы как-то пересеклись – он меня позвал в «JFC» – играли мы такую псевдо-мэйнстримовскую программу, там были пьесы Лапина почти классических форм (не ААBB, но некая тема, потом развитие). Постепенно эти листки с нотными знаками появлялись всё реже и реже, оказалось, что можно без них.
“Sax Mafia ” - коллектив не случайный. Концерты у нас в последнее время очень редко происходят. Опять же, можно долго говорить о том, что такое импровизационная музыка в России и кто её тут слушает. Дело дошло до того, что я недавно на сайт Сергея Летова зашёл, а там ссылочка на видео, где Летов, Борисов и Сайнхо играют лаунж. Просто потому что это клуб «16 тонн». Сайнхо – великая певица, она там что-то по-английски поёт. Лёгкий реверанс в сторону общепринятого – и всё, это мы понимаем, это авангард, джаз там…
А “Sax Mafia” – трое или четверо людей, которые начинают яростно дуть в саксофоны. Причём это на уровне парадоксов, потому что публике нравится, что самое смешное. Почему-то это очень сильно напрягает тех людей, которые заведуют клубами. Сколько раз было, что после концерта подходят люди и спрашивают: «а почему вы так редко играете здесь?».
Когда «Sax Mafia» ездила в Тюмень, тоже было очень забавно: там организаторы концерта все на нервах – народу пришло много и они думают: «а вдруг побьют?». Но всё было очень хорошо. “Sax Mafia”, опять же, это не импровизационная музыка. Вернее, импровизационная, но не в контексте фри-джаза и т. д. Она более риффовая. В ней есть, что называется, грув. Потому что если бы мы в духе “Sax World Quartet” играли, это было бы гораздо сложнее. Там люди более радикально исполняют композиции, хотя они даже записали трибьют Джимми Хендриксу.
Вы себя считаете рокером или джазовым музыкантом? То, что Вы играете - какая это музыка, если попробовать к ней приклеить ярлык?
Во-первых, джазовым музыкантом я не являюсь. Думаю, с этим никто спорить не будет. Я всё же роковую энергетику пытаюсь изобразить во время концертов. Фри-джаз, если быть честным – он был в шестидесятых годах на пике, и они всё сказали, и это замечательно.
Когда приезжает какой-нибудь Roscoe Mitchell, ну кто угодно из этой когорты, – это стопроцентно убедительно, это аутентично, это их язык, они этим живут. А сейчас другое время и другая импровизационная музыка, в которой гораздо больше всевозможных элементов. Но я не боюсь ярлыка, что я – рокер. Даже наоборот, люблю подчеркнуть время от времени, если вокруг слишком много джазовых музыкантов, что я - не ваш.
А как же проекты с академическими музыкантами (Елена Антоненко, Эвелина Петрова)?
Это замечательные проекты, потому что барьеры нужно ломать, пропасти между разными жанрами следует чем-то засыпать и контакты нужно устанавливать каким-либо образом. И потом, положим, с Эвелиной Петровой получилось не очень удачно, а вот с Еленой Антоненко, по-моему, было неплохо. Опять же, группа «СКА» участвовала в одной из её программ. На 22 апреля много лет назад мы подготовили программу, посвящённую Владимиру Ильичу Ленину. Она пела, мы играли.
Знакомы мы давно, просто в последнее время не так часто музицируем. Вот, опять же, мы договорились этой осенью сделать что-нибудь ещё, но тут Ялкин погрузился в такую беспросветную работу, что его вообще никто не видит уже который месяц.
Люди из разных миров, то есть жанры немножко разные. И в этом есть что-то новое, когда сочетаются такие вот «несочетаемые» люди.
С другой стороны – уже устоявшийся коллектив – Хэйлен Бледсо (Helen Bledsoe), Владимир Шостак, Алексей Лапин. Если рассматривать это как квартет, то это четыре совершенно разных человека, но вместе это работает, тем не менее.
Расскажите о том, какую музыку слушаете и как пришли к саксофону?
Я практически стал всеядным. Есть хорошая музыка, есть плохая. В юношеские годы я, естественно, слушал рок. Джаз я слушал как-то очень странно – фри-джаз и диксиленд. Когда я впервые услышал альбом «Ом» Джона Колтрейна, это меня очень сильно… Просто прочистило мозги. Потом я узнал, что там играет двойной квартет, но в тот момент это было не важно. Чтобы так играть на саксофоне, нужно было что-то знать…
И с другой стороны – диксиленд – совершенно махровая традиция. Би-боп мне в то время не нравился. Только “King Crimson”, “Led Zeppelin” и весь этот золотой набор семидесятых годов. В университете на первом курсе я начал играть на банджо, на губной гармошке, а потом мне кто-то сказал, что нужно на саксофоне попробовать. Это было на четвёртом курсе, мне тогда было двадцать лет. Ну я и попробовал. И пропал. Пропал для мира.
Вообще-то в детстве меня родители пытались обучить музыке. Мама водила на фортепиано, а я ужасно брыкался, не хотел. И когда, в конце концов, я отбился от этих занятий, через полгода сам стал играть рок-н-ролл, сам подбирал, пытался понять, как устроена музыка, как устроены тональности и так далее.
На банджо даже играл эту, как её, «Лунную сонату», первую часть.
Мне почему понравилось банджо – была пластинка «Ленинградского Диксиленда» - и там «Светит месяц…». А с другой стороны, я на первом курсе очень много слушал Рика Уэйкмана (Rick Wakeman), у него тоже банджо часто встречалось на записях. Меня это всё очень заинтересовало.
В стройотряде тоже было удобно – у банджо очень громкий, резкий звук – слышно далеко.
Порылся недавно у себя – и вдруг, откуда ни возьмись – «Гибель Богов» Вагнера. Отчего бы её не послушать?
Хотя у меня есть замечательная подборка совершенно разного скрежета. Я не знаю, существует он сейчас или нет, но был такой портал «Аvangard music project», кажется. И там люди попросту оцифровали какое-то количество виниловых пластинок, которые издавались совершенно микроскопическими тиражами. И то, что современными копирайтами не закрыто, они выкладывают. Электронная музыка начала шестидесятых годов: катоды, диоды, резисторы – как-то это всё проводочками соединялось, жужжало, щёлкало, трещало… Это тоже довольно забавная музыка. Там всё очень серьёзно. Когда какой-нибудь композитор прописывает: 50 минут фон 60 герц – он, значит, выплывает, уходит на нет, потом появляются инструменты.
У меня каких-то особых предпочтений сейчас, наверное, нет.
Хотя одно время я с большим удовольствием слушал «Mars Volta». В принципе, это действительно очень интересный коллектив – они умудрились в третьем тысячелетии в арт-рок вдохнуть жизнь. Хотя, когда я прослушал все имеющиеся альбомы, я понял, что одну за другой слушал песни “Led Zeppelin”, понятно, откуда растут ноги. Но сделано всё очень по-современному, убедительно, хорошо и так далее. Но это – арт-рок. Тем не менее. Казалось бы, на нём давно уже поставили такой большой жирный крест – его даже в России перестали играть. В своё время мы шутили, что в России интеллигенты играют панк, а пэтэушники – арт-рок. Взять какую-нибудь группу – «ДК», например, - там очень образованные люди.
Вы - мультиинструменталист?
Согласен. Начинал я на теноре и тенор мне очень нравится как инструмент. Когда мне подарили баритон.. Вернее, сначала мне во Франции подарили кассету Джона Сурмана (John Surman) – там как раз баритон и бас-кларнет звучит – мне очень понравилось и после этого мне попросту подарили баритон. У человека на шкафу лежал «Weltklang» полуубитый, я его починил, начал играть, потом выменял бас-кларнет и началось погружение в низкие звуки и в конце концов дошло до бас-саксофона.
А контрабас-саксофон?
Тут, к сожалению, есть непробиваемый материальный барьер. Их, во-первых, нет в России, разве что в Мариинке да в Москве в Большом театре, а во-вторых стоит больших денег, в третьих – он очень громоздкий… Вот есть у меня бас-саксофон, казалось бы… Один на город, но никого это не интересует кроме меня.
Меня очень обидели в своё время, когда только появился бас-саксофон, я встретился с Алексеем Плюсниным, он был тогда в оргкомитете фестиваля «СКИФ», и предложил ему выступить– у меня бас –саксофон! – кипяток брызгает, пар идёт… А Алексей мне в ответ: «Коля, ну сколько раз вы у нас играли уже?». Я тогда очень обиделся.
Или вот интересная история – на Инженерной улице музыкальный салон. Там когда-то продавали трости для бас-саксофона. Я захожу и говорю «Мне, пожалуйста, коробочку…». А продавец мне: «Зачем они вам?», я говорю – играть. А он – «У вас что, есть бас-саксофон?», я говорю – есть! И он, когда уже мне их вручал, так проникновенно говорит: «Ну, скажите честно, а зачем же они всё-таки вам?».
Опять же, это оттого, может быть, что натура не цельная. На этом саксофоне нравится играть, и на этом тоже…Я всегда очень дистанцированно подходил к альт-саксофону до тех пор, пока мне в Симферополе человек не подсунул «Pierret», который у меня сейчас. Я в него дунул и сразу сказал «да, вы меня убедили!». У него настолько индивидуальный звук, что я перестал к альт-саксофону относиться так, как я к нему относился до этого…
Есть такой человек – Вини Голиа (Vinnie Golia). Живёт где-то в Штатах, он действительно маньяк – у него весь спектр от сопранино до контрабаса, потом все кларнеты и флейты и так далее и так далее. Помимо этого – бэндлидер, композитор, аранжировщик и т. д. У меня есть несколько его альбомов и видеозаписей. Он даже не дирижирует, он просто сидит в окружении этих всех своих инструментов и играет на них! У всех - по одному-два инструмента, а у него - настоящий частокол! Такой своеобразный музыкальный плюшкинизм, очень заразный, очень увлекательный.
Я с удовольствием вспоминаю старые времена – романтический «Аукцыон», когда я в сером плаще и серой шляпе, с серым кожаным чехлом, с альт-саксофоном ездил. Минимум вещей: инструмент и сумочка с носками, - замечательно!
Прежде всего это удобно в бытовом плане, когда много перемещаешься. Опять же, «Аэрофлот»… Если инструмент один, проблем нет, а когда коллекция – там начинается другая история.
Для меня идеалом является оркестр Shibusa Shirazu. Они играют каждый день. Состав большой и если условия позволяют – они играют в 20 человек, если маленький бар – они играют втроём, вчетвером. Это нормальная практика. Так существуют очень многие музыканты – тот же Рибо (Marc Ribot) или там Медески (John Medeski). Но Бог с ним, с Медески, он сейчас высоко стоит в рейтинге американских музыкантов, у него есть возможность выбора – играть, не играть, есть директор, который решит, что почём. А в принципе это – что называется – музыкальная жизнь.
К сожалению, с течением времени количество концертов на единицу времени всё время уменьшается и уменьшается. Казалось бы, чем больше музыки на носителях, тем больше должен быть интерес к живой музыке, но как-то, чего-то это не работает… Хотя, если есть возможность где-то сыграть – почему бы и нет? Я как пионер… Но, опять и снова, тут нужно ещё учитывать стилистические особенности. Если играть ресторанную музыку – нет проблем – можно по нескольку концертов в день давать, главное – успевать из одного места в другое перескочить.
А музыка импровизационная, в отличие от «служебной» музыки, требует полного погружения и, соответственно, полной самоотдачи. Соответственно, период восстановления гораздо дольше. В этом и заключается мастерство, китайское гунь-фу, продукт многолетней работы, - быстренько из слоновой кости высечь статуэтку какую-нибудь изящную – это не составляет труда для человека, который это делает уже лет двадцать. Хотя это не значит, что он делает это как-то недобросовестно, просто это его нормальное состояние – лёгкими движениями резца – хоп – и оно получилось. А за этим стоят сбитые пальцы, сгорбленная спина, сломанные клапаны и т. д.
(лето 2010).
[1] «Арт-клиника» - клуб, открытый Кириллом Миллером в 1995 году на Пушкинской-10.
[2] «Тамтам» - первый и до 1994 г. единственный петербургский рок-клуб западного образца.
[3] Михаил Берников - лидер группы “Время любить”.
[4] Михаил Коловский - тубист группы «Аукцыон».
[5] Катя Фёдорова - ударные, перкуссия («ЗГА», «Ива Нова», «ФИГС»).
[6] Илья Разин - вокалист группы «Полюса».
[7] Дамо Судзуки (англ. Damo Suzuki,16 января 1950, Япония) — певец и музыкант, бывший вокалист немецкой группы Can.
[8] Дмитрий Ялкин - звукорежиссёр.
[9] «Штубниц» - переоборудованный в культурный центр траулер.